Структура дефекта
Елена Вяхякуопус
Вчера в Интернате был большой праздник — День Благодарения. Нас тоже пригласили поблагодарить тех, кто устроил этот Интернат и хорошую жизнь в нем для ребят-инвалидов. Сначала был концерт. Ребята пели песню про бедного художника и розы. Они пели: «Он тогда продал свой дом… продал картины и кровь…». Потом они танцевали танец «Миру мир». Потом ребятам приказали разойтись по Отделениям. А нас пригласили выпить чаю. Чай был накрыт в кабинете Персонала. На полу лежали мягкие ковры, у стен стояли шкафы с красивыми игрушками и книгами. Мы уселись за длинный стол вместе с гостями. Это были важные гости из разных Учреждений. На столе стоял чай, а к нему водка, вино, всякая рыба, колбаса, конфеты и мандарины. Мы стали пить чай и закусывать. Гости поднимали бокалы и говорили: «За наш мудрый Персонал!», «За наши замечательные Учреждения!» Персонал улыбался и кивал. Он выглядел добрым и веселым. И мы осмелились спросить, прочитал ли он нашу книгу. Мы написали эту книгу для ребят, которые живут в Интернате.
Персонал усмехнулся и погладил себя по животу:
— Что-ж, в книге есть кое-что хорошее. Название. Остальное надо выбросить и забыть.
— Как выбросить? — удивились мы.
— Очень просто. В мусорное ведро. Имбецилам ваша книга не нужна. Они в ней ничего не поймут.
— Имб… кто?
— Имбецилы! Что, терминов научных не знаете?
— Нет… мы таких слов… то есть терминов… Мы писали не для имб… этих… Мы писали для ребят…
Персонал поднял палец:
— Вот именно. Сами признались. Для каких-то несуществующих ребят. Нет никаких ребят. Есть разные Больные. У одних — синдром Дауна. У других, опять же, кретинизм. А в вашей книжке нет главного — Структуры Дефекта!
Мы смутились и стали извиняться:
— Простите нас, пожалуйста! Мы не знали про Структуру Дефекта. Мы просто думали, что каждый человек хочет, чтобы его любили, уважали, что каждый человек может что-то сделать для других людей…
— Плохо вы думали! — покачал головой Персонал, — Имбецил — это вам не каждый. У Имбецила есть дефект. А у дефекта есть структура. И ее надо вскрывать и изучать. Ясно?
— Не очень…
— Ваша книга не для о-лиго-фре-нов. В ней и профессор не разберется. Ну зачем, например, там какие-то дурацкие пословицы?
— Это русские, народные…
— Что-то мы таких раньше не слышали: «Поглядишь — картина, а разглядишь — скотина». Чушь какая… Ну ладно, так и быть. Я сам перепишу вашу книгу, — смилостивился Персонал. — Покажу вам, как надо реа-били-тировать Больных на основе Структуры Дефекта.
Мы совсем растерялись и замолчали. Чаепитие подошло к концу. Гости начали прощаться. Персонал пошел их провожать. Про нас забыли. Мы решили посмотреть, что делают ребята.
Двери Отделения были закрыты на ключ. Ребята увидели нас через стекло и побежали искать кого-то. Вскоре появилась пожилая усталая женщина. Она взглянула на нас строго и неодобрительно. Мы испугались, что нас не пустят и, краснея, стали просить:
— Нам нужно увидеть Таню и Андрея. Мы из Учреждения. Персонал нам разрешил…
Санитарка открыла дверь. И мы оказались в Отделении. Перед нами был длинный коридор с голыми стенами цвета зеленки. У стен стояли колченогие стулья, и на них сидели ребята. Таня и Андрей тоже сидели в коридоре и держались за руки. Лицо санитарки было похоже на лицо Персонала, как будто она была его сестрой. Она сказала Андрею:
— Я тебе руки-то выдерну, будешь за нее хвататься. Иди к себе, живо!
Андрей встал и отвернулся к стене. А Таня повела нас в свою комнату. Комнаты в Интернате все одинаковые. Одинаковые кровати покрыты одинаковыми одеялами. В каждой комнате много таких кроватей. Они стоят очень близко друг к другу. Матрасы на них твердые и шишковатые, и ребята ночью воображают, что лежат на галечном пляже у самого синего моря. У некоторых ребят есть тумбочки. Но не у всех. У Тани нет тумбочки.
Она держит свои вещи в мешочке в общем шкафу. Таня сказала:
— Вот, это моя кровать. Видите, как хорошо я ее заправила.
Мы сразу вспомнили, как недавно были в гостях у одной подруги, в ее новом загородном доме. Таня показывала нам свою кровать радостно и гордо, точь в точь, как наша подруга показывала нам свою гостиную с диваном из крокодильей кожи.
В комнате у Тани сидела незнакомая нам маленькая толстенькая женщина. Это была, как видно, богатая женщина — у нее был свой электрический чайник. И она пила чай. На тумбочке был накрыт ужин: два тонких кусочка черного хлеба, намазанных маргарином.
— Таня, а у тебя есть что покушать перед сном? — спросили мы.
— Нету ничего. Я свою зарплату давно потратила. Конфет накупила и сразу съела.
— Ты ведь пол моешь в Интернате? А сколько ты получаешь?
— Как все — двести.
Хозяйка чайника неодобрительно кашлянула:
— На это трусы не купишь. А я вот работаю в городе. В больнице, на вешалке. И получаю прилично, полторы.
Она встала с кровати и сложила короткие ручки на груди:
— У меня и сестра есть. Я не сирота, как эти. Она рядом тут живет, две остановки. В гости к ней езжу. И сегодня могла бы поехать, да ладно, думаю, что на один-то день ехать, будет отпуск в следующем году, так уж поеду на всю неделю.
Обратно в гулкий коридор мы прошли мимо открытого настеж туалета с двумя рядом стоящими унитазами. В Интернате никто не стесняется друг друга. Мы когда-то спрашивали одну девушку, как они со своим парнем находят место для поцелуев и всего остального. Она объяснила:
— Он дает деньги санитарке, и она его ночью пускает ко мне в комнату.
— Но в твоей комнате живет двенадцать человек…
— Девочки не обращают внимания. Мы тут все свои.
В коридоре у стены сидел ушастый круглоглазый паренек, похожий на взъерошенную сову. Перед ним на коленях стоял другой, худой, горбатый, нежно гладил его по ногам, по рукам, причитал:
— Роднулечка, роднулечка, роднулечка…
Паренек угрюмо смотрел в зеленочную стену.
Мы вышли из Интерната и сели в такси. Юный бойкий шофер спросил, скаля зубы:
— Что за контора такая, вся в решетках? Психушка?
— Нет, — сказали мы, — это Интернат. Государственное стационарное учреждение социальной защиты. Да защитит нас Г-сподь от него, когда мы состаримся!
— Аминь! — сказал таксист.